— Бесспорно, Альбер, идолопоклонство присуще любому режиму личной власти. Черта непременная, но не главная. Главное — насилие. Государство Короля-Солнца было отнюдь не солнечным. Непослушание и вольнодумство — политическое и религиозное, — «оскорбление Величества» карались смертью, длительным, часто пожизненным тюремным заключением, каторгой и галерами. А сотни тысяч протестантов, убитых, насильственно обращенных в католичество, разоренных, вынужденных бросить имущество и покинуть Францию. А безжалостное подавление народных восстаний. Гильотину еще не придумали, но непокорных расстреливали, вешали, морили голодом.
Невеселый разговор. Мы продолжали гулять по Версалю. Каждый из нас много раз бывал в этом дворце. Но прекрасное всегда многогранно: неизменно открываешь что-то новое. На этот раз бросилось в глаза тесное переплетение в скульптуре и живописи тем войны и мира, оружия и дипломатии. Мир в Нимвегене (современный Неймеген), запечатленный кистью Лебрена на плафоне «Большой галереи». Вступление Людовика XIV в Дюнкерк, изображенное на гобелене в «Салоне Марса». Как известно, короли даже со шпагой хотят выглядеть миролюбивыми. Династия Бурбонов не была исключением. И в «Салоне мира» на картине Лемуана правнук Короля-Солнца — Людовик XV высокомерно дарует мир измученной войнами Европе.
— Гегемония Франции в Европе... Как Вы думаете, Альбер, ставила ли перед собой такую цель внешняя политика Людовика XIV?
— Об этом, несомненно, мечтали в Версале, вот здесь, в этих залах, по которым мы с вами ходим. Но планы как отдельных людей, так и государств, увы, часто выходят далеко за пределы возможного. И французская монархия три столетия назад не располагала необходимыми ресурсами: экономическими, финансовыми, людскими для господства на Европейском континенте. Пожалуй, император Наполеон Бонапарт впервые в новой истории Франции реально претендовал на роль европейского властителя. И его расчеты оказались построенными на песке. Могучая империя рухнула. Но предостережение истории сохранилось: авторитарная власть рождает агрессию.
— Это и моя точка зрения, Альбер. Сила и дипломатия, диктат и переговоры — вот вопросы, которые меня интересуют. Людовик XIV всегда отдавал предпочтение силе. Его армия была самой многочисленной в Европе. Она сражалась повсюду: на территории Священной Римской империи, Нидерландов, Италии, Испании и Португалии, даже в далекой Америке. Мир был лишь перемирием между вооруженными конфликтами. Войны разоряли Францию, обрекали ее народ на голод, лишения и вымирание. И, тем не менее, победоносную войну король предпочитал успешной дипломатии.
— Какую же роль, Юрий, играла, по вашему мнению, дипломатия Людовика XIV в его международной политике?
— Прежде всего, она не выполняла своей главной функции, не выступала в роли поборника прочного и длительного мирного порядка в Европе. Предвижу возражение: ваша постановка вопроса нереальна для эпохи, когда оружие часто было не только решающим, но и единственным аргументом в межгосударственных спорах и конфликтах. Дипломаты короля готовили его войны, смягчали их последствия при неблагоприятном для Франции ходе военных действий, вели переговоры о союзных и мирных договорах, об условиях перемирий. Дипломатическая работа была основана не на строгом учете объективных факторов, интересов европейских государств, а на щедром субсидировании союзных армий, на организованной коррупции, на подкупе королей и принцев, князей и герцогов, членов их семей, министров и генералов, государственных чиновников и святых отцов. Ненадежные, грязные методы. Деньги: они приходят и исчезают. На подкупе, даже систематическом, надежные внешнеполитические союзы не построишь. Понял ли это Людовик XIV? Возможно, на исходе жизни, когда его солнце уже скрывалось за горизонтом.
Мой вежливый собеседник не прерывал явно затянувшийся монолог. Он выслушал меня до конца и спросил, намерен ли я рассказать, что представляла собой система «субсидий» иностранным государствам и их правительствам, как монархия безжалостно грабила французский народ.
— Так уж получилось, Юрий, что мои научные интересы «заставили» меня заниматься историей денег во Франции.
Деньги... деньги... деньги... С тех пор как появились денежные знаки в человеческом обществе, они были и остаются источником влияния и силы одних, пределом мечтаний — других, причиной горя и страданий — третьях. Деньги — одно из орудий государственной политики, как внутренней, так и внешней. И эпоха Людовика XIV подтверждает эту истину. Несколько слов о деньгах.
Основной денежной единицей при Людовике XIV являлся ливр или франк (официально франк заменил ливр в 1799 г.). Один ливр делился на 20 су, а су — на 12 денье. Серебряная монета — экю — равнялась трем и более ливрам. Золотой луидор был эквивалентен 24 ливрам. На территории Франции, Германии, Италии в обращении находилась испанская монета — пистоль, равная 10 и более ливрам. Между прочим, у Мольера маркизы считают пистоли, а не луидоры. Стоимость денег менялась в зависимости от конъюнктуры и устанавливалась государством.
Каковы были заработки людей из народа? В крупных городах — Париже, Лионе, Руане — большинство ремесленников — суконщики, обработчики шерсти, слесари получали от 15 до 30 су в день. На крупной мануфактуре в Сен-Гобене оплата квалифицированного рабочего колебалась от 310 до 620 ливров в год.
Естественно, что простой труженик стремился покупать продовольствие по самым низким ценам. На память помню данные, взятые из счетов больницы в Невере за 1694 год: хлеб (примерно 450 граммов ) стоил 2—3 су; фунт говядины или пинта вина (0,93 литра) - 2—3 су; цыпленок — 15 су; фунт масла — 5—8 су. Больница платила за пару мужской обуви 3 ливра, детской — 14 су, за дюжину деревянных башмаков (сабо) — 25 су.