Активное участие в дипломатических делах принимала первая жена герцога Орлеанского Генриетта Стюарт. Она умерла в 1671 году. В семье остались две дочери. Старшая стала королевой Испании, младшая — герцогиней Савойской. Вторая жена Филиппа Орлеанского — дочь электора Пфальца Элизабета-Шарлотта была в курсе всех дел при королевском дворе. К ее мнению прислушивались министры и государственные секретари. Она обладала тонким, проницательным умом и отличалась самокритичностью. О себе Элизабета-Шарлотта писала с иронией: «У меня чудовищно толстая талия. Я квадратная. У меня красная кожа с желтыми пятнами. Мои волосы стали совсем седыми. Мой нос и обе щеки совершенно пестрые в результате оспы. У меня большой рот, испорченные зубы. Таков портрет моего красивого лица» 16. Убийственная самооценка. Герцогиня целыми днями просиживала у себя в кабинете за письмами родственникам, знакомым, составившими тома любопытнейших документов эпохи. Для эпистолярного творчества у нее было более чем достаточно свободного времени. Филипп Орлеанский умер в 1701 году.
Людовик XIV и его министры хорошо усвоили уроки Фронды и поэтому лишили реальной власти губернаторов провинций и городов. Местные правители своих войск больше не имели и жили под недремлющим оком короля, при его дворе. Они сохранили почетные, престижные должности, но фактически стали безвластными.
Вместо губернаторов 25 административно-территориальными областями страны (женералите) управляли королевские чиновники — интенданты. Из государственной казны они получали жалованье (вначале 14, а затем 18 тыс. ливров в год). Поклонялись одному Богу — королю, а подчинялись Кольберу.
Главные обязанности интендантов — налоговые. Но вмешивались они и в хозяйственную жизнь провинции, интересовались состоянием урожая, почв, развитием торговли, промышленности, содействовали набору рекрутов. Интенданты стали «руками, глазами и ушами государевыми» на всей территории Франции.
Абсолютизм не уживался с муниципальными свободами. И они были ограничены. Людовик XIV отменил выборность мэров. Деньги, правда, могли изменить положение: города имели право выкупить разрешение на избрание своих должностных лиц. Все продавалось и покупалось во французском королевстве! В том числе и парламентские должности. Только значение их упало, так как права парламентов были урезаны. Начиная с декабря 1665 года они уже не могли обсуждать королевские эдикты и регистрировали их без голосования. Парламентскую самостоятельность ограничила и система кодексов, определивших важнейшие правовые нормы: гражданский, уголовный, морской, колониальный, торговый, ордонанс по вопросам вод и лесов. Появился и полицейский контроль над судебной деятельностью. В 1667 году была учреждена должность генерального комиссара полиции. В царствование Людовика XIV ее занимали два человека: Никола де ла Рени и маркиз Аржансон.
...Окинем взглядом нарисованную в настоящей главе картину. Перед нами один из многих известных истории вариантов административной системы управления. На вершине пирамиды — абсолютный монарх, с одной стороны, создающий законы, с другой — по своему произволу нарушающий их. Король-самодержец. Члены его семьи, министры, государственные секретари, аристократы, военные руководители, придворные лишь исполняют монаршью волю. Интенданты и другие чиновники всех рангов обирают народ, занимаются финансовыми и другими махинациями, наживаются на продаже должностей, наборе рекрутов, снабжении армии.
Это один полюс. Полюс богатства, роскоши, власти. На полюсе нищеты, бесправия — миллионы крестьян, ремесленников, рабочих мануфактур, горожан. Их давило тяжкое налоговое бремя. Король, дворянство и церковь взвалили на плечи крестьянства многочисленные феодальные повинности. Год на год не походил. Урожайный сменялся неурожайным. Мирные периоды, увы, никогда не являвшиеся продолжительными, нормализовали обстаноку в стране, но, как правило, ненадолго. Очередной вооруженный конфликт (а их было много при Людовике XIV) неизбежно нарушал экономическое и финансовое равновесие во французском обществе, разжигал социальные кризисы, потрясавшие фундамент королевства и само его здание.
Основанная на догматах католицизма, формула «Франция — это я» обожествляла королевскую власть. Но вместе с тем она была и одним из источников политической, идейной и нравственной слабости монархии, ее ошибок и иллюзий во всех сферах общественной жизни. Абсолютизм накладывал тяжелый отпечаток не только на внутреннюю, но и на внешнюю политику страны.
В октябре 1989 года в гостинице «Пульман» в Париже на бульваре Сен-Жак я встретил своих хороших знакомых, ученых-международников Альбера Коти и Франсуа Труа. Мы познакомились несколько лет назад на Всемирном конгрессе историков в Штутгарте и теперь решили провести вечер за дружеской беседой.
Говорили о многом, но прежде всего на профессиональные темы. Еще в Штутгарте сказал Альберу и Франсуа, что после публикации книги о Талейране займусь дипломатией Людовика XIV. «Ждем Вашего отчета», — шутливо заметил Коти.
Коллеги попросили дать им «научное интервью». Форма показалась мне необычной и интересной. Последовали вопросы.
— Можно ли говорить о внешнеполитической концепции Людовика XIV? Не является ли сама постановка такого вопроса модернизацией истории? — начал Франсуа.
— Готов Вам ответить. Рукопись со мной, и я буду прибегать к тексту. Ни король, ни его министры не использовали термин «концепция». Отсутствует у них и обобщающее изложение взглядов на внешнюю политику и дипломатию. Тем не менее анализ дипломатических документов позволяет говорить о системе взглядов, подходов и оценок, которую можно назвать, если хотите, концепцией.